Из шотландского Эдинбурга, где наконец отгремели традиционные летние фестивали, пришли две новости: провал «Фринджа» и неожиданный взлет его конкурента, Эдинбургского международного фестиваля. В последнее десятилетие все было наоборот: «Фриндж» цвел пышным цветом, а на главный фестиваль почти все уже махнули рукой: казалось, он находится при последнем издыхании. В 2007 году у обоих фестивалей сменилось начальство: управлять «Фринджем» пришел Джон Морган, а директором EIF (Edinburgh International Festival) стал австралиец Джонатан Милз. И вот вам итог: один Д. М. на коне, а другой потерпел обидное фиаско. Бедолагу Дж. Моргана несколько дней назад погнали взашей, поставив в вину 10-процентное сокращение билетной выручки, а про Дж. Милза, напротив, все говорят, что он выводит свой фестиваль из многолетнего застоя.

Действительно ли так уж виноват Морган в бедах «Фринджа»? Может, и виноват, но все-таки не очень. Успех или неуспех этого амбициозного фестиваля всегда был напрямую связан с экономическими показателями страны. В последнее десятилетие Британия преуспевала и «Фриндж» вместе с нею. В этом же году многие мелкие театры попросту отказались от приезда в Эдинбург, неприятно удивившись ценам на билеты и посчитав, что не сумеют окупить свои расходы. Некоторые экономные зрители тоже сделали выбор в пользу неприезда.
Что касается Эдинбургского международного фестиваля, то он не зависит от театральных кустарей, и здесь своя арифметика. На этом фестивале действует принцип жесткого отбора, и пока что Джонатан Милз ведет весьма искусную программную политику. В этом году зрителя побаловали восточной экзотикой (иранские, палестинские театры), придумали польскую программу (спектакли Гжегожа Яжины и Кшиштофа Варликовского), позвали Мариинский театр, и то, что получилось, определили как Artists without borders («Художники без границ») — именно под таким лозунгом проходил нынешний Эдинбургский фестиваль. Но главными событиями, способными вызвать зависть у любого европейского фестиваля, стали две мировые премьеры — «Дориан Грей» в постановке Мэтью Боурна и спектакль Хайнера Геббельса «Я пошел к дому, но не вошел».

Оба этих режиссера знакомы России благодаря Чеховскому фестивалю. Про «Дориана Грея» уже достоверно известно, что он включен в программу следующего Чеховского фестиваля, но увидит ли российский зритель новую постановку Геббельса, пока неясно. «Я пошел к дому, но не вошел» отдаленно напоминает спектакль Хайнера Геббельса «Эраритжаритжака», который был показан на Чеховском фестивале 2005 года. Вместо актеров на сцену вновь вышли четверо музыкантов, только на этот раз певцы. Если «Эраритжаритжака» был поставлен по мотивам Элиаса Канетти, то в основу новой работы немецкого режиссера легли другие образцы интеллектуальной литературы XX века — поэма Томаса Элиота «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока», рассказ Мориса Бланшо «Безумие дня», миниатюра Франца Кафки «Прогулка в горы» и загадочный текст Беккета «Worstward Ho».
«Я пошел к дому, но не вошел» больше всего напоминает не спектакль, а трехчастное симфоническое произведение. Это неудивительно: в конце концов, Хайнер Геббельс пришел в режиссуру из композиторского цеха. В первой части певцы тихонько, без музыкального сопровождения мурлычут стихи Элиота, занимаясь сменой декораций. Четверо солидных мужчин в плащах и шляпах заходят в очень светлую, выдержанную в черно-белых тонах комнату и начинают педантично очищать сцену от вещей. Чашки, ложки, шторы, скатерть, ваза, гравюры — все аккуратно складывается на дно большой коробки. Дальше мужчины водружают на авансцену идентичную коробку и проделывают все операции в обратном порядке. Фокус заключается в том, чтобы из черно-белой картинки сделать точно такую же, но бело-черную. Вместо черной чашки — белая, вместо белой вазы — черная. И так далее.

Во второй картине текст рассказа Мориса Бланшо будет разбит на четыре голоса, а певцов расселят по разным квартирам двухэтажного дома, с высокой степенью реалистичности воспроизведенного на сцене. В третьем эпизоде местом действия станет гостиничный номер, где мужчины будут смотреть черно-белые слайды. Все три текста, выбранные Геббельсом, так или иначе демонстрируют распад повествовательной формы в литературе XX века. Если вам требуется связность сюжетных линий, то это явно не к Хайнеру Геббельсу. Все его спектакли, близкие к абстрактному искусству XX века, как правило, распадаются на ряд бессвязных картинок и звуков. Этот режиссер просто дает зрителю возможность подойти к дому. Входить — не обязательно.