О съемках телесериала "Школа":
Я уволила прямо на площадке одного актера и переписала его линию по сценарию. Все к этому шло, но изначально в этом была и моя вина, не только его. Он отказался выполнить мою просьбу в кадре. Естественно, чтобы другим показать свой пассионарный пример, пришлось переписать сценарий и его уволить, чтобы такого больше не повторялось. Потом я собрала всех и рассказала, кто в доме хозяин.
Операторы у меня менялись каждый месяц. Каждый кадр придумывала я сама как постановщик. Я заставляла операторов придумывать все эти безумные кадры. Одним кадром мы снимали всю сцену, потом уже на монтаже могли резать. Очень трудно было операторам, они могли исписаться в какой-то момент, и им нужно было отдохнуть, поэтому один оператор уходил на месяц, приходил другой, потом – обратно.
"Школа" снималась очень трудно, особенно вначале. Мы снимали по 15 сцен в день. Смена в кино длится 12 часов. Иногда были моменты, когда мы заканчивали раньше, потому что у меня был какой-то драйв, и я делала все с первого дубля. Иногда были очень сложные сцены, и у группы была переработка.
Потом, уже в конце, я дала сценаристам задание: прописывать только ситуации. Например: "Они находятся в таком-то помещении, между ними будет диалог о любви". Актеры придумывали и говорили свой текст. Они уже начали идентифицировать себя со своими персонажами.
Наш главный сценарист Наташа Ворожбит покинула проект из-за того, что ее не устраивал финал, который я придумала. И остался у нас Ваня Угаров, который дописывал все, уже согласовывая со мной.
Один день мы пробовали работать двумя группами: я снимала на одной площадке, другие режиссеры снимали на другой. Когда я приехала, то поняла, что это никак не смонтируется, потому что у каждого режиссера свой индивидуальный почерк, и не стоит заставлять других авторов "косить" под себя и писать своим почерком. За ненадобностью Руслан Маликов ушел на свои проекты (он занимается театром). Наташа Мещанинова мне очень помогла, она была на площадке как второй режиссер. Потом она уже начала заниматься сценарием, разработкой линий, кастингами.
Вторым режиссером у нас была Ксюша, моя подруга, с которой мы вместе учились в Сельскохозяйственной академии. За два месяца она изучила кино: всю структуру, все кинопроизводство – и начала помогать мне лучше всех остальных. Поэтому в какой-то момент я могла отвезти домой ребенка, и Ксюша могла сама снимать две сцены.
Убеждать администрацию школы – это была не моя задача. Этим занимался локейшн-менеджмент, директор, исполнительные продюсеры. Моя задача была выбрать объект, который мне нравится. Обычно я смотрю много разных объектов, потом выбираю, который мне нужен. Сначала спрашиваю, можно ли его менять, красить, что-то ломать или, наоборот, приделывать. Это очень важный момент: нельзя снимать в месте, в котором тебе некомфортно или не нравится.
Ученики дарили подарки нашим актерам, писали записочки, постоянно фотографировались, с автографами лезли. Я общалась только с директором. Мне кажется, она осталась очень довольна. Она была такая счастливая, ей было приятно, что такое внимание к ее школе.
Творчество автора, который снимает артхаус, строится на его отношениях с реальностью. Это просто мои фантазии, мои комплексы, моя рефлексия, моя любовь, моя ненависть. В каждом герое, в каждом кадре есть часть меня. Многие говорят, что в зеркало смотреть неприятно. Многие говорят: "Спасибо, что вы нас показали". А я показывала только себя. Но мои проблемы ничем не отличаются от проблем других людей.

О фильме "Все умрут, а я останусь":
У этого фильма не было наружной рекламы, не было баннеров на улице, по телевизору не крутили рекламу. Это мощный фактор, который заставляет людей идти в кино. А в авторском кино не так много денег, и на рекламу они точно уже не будут тратиться. Вообще, это был имиджевый проект для компании "Профит" - для души, для себя.

О детстве:
Пять лет я проучилась в лицее Рудольфа Штайнера. Тогда это было очень ново, была только одна такая школа в Москве. У нас не было никаких точных наук. Еще до начала первого урока мы все брались за руки, говорили какое-то общее стихотворение, и потом в зависимости от дня недели какой-то ученик рассказывал стихотворение. Например, я родилась в четверг, и каждый четверг по утрам я рассказывала "Зимнюю дорогу". Потом у нас был урок, на котором нам рассказывали какой-то эпизод из Библии, и на следующий день кто-то выходил и пересказывал этот кусок из Библии.
Потом у меня произошел конфликт. Мне сказали, что мне надо ходить с косичкой и в юбке, – а я не могла. Я походила полгода и потом сказала: "Это тоталитарный режим, насилие надо мной. Я хочу уйти". Меня привели в общеобразовательную школу, проэкзаменовали и поняли, что мне надо еще целый год учиться дома, чтобы попасть в шестой или седьмой класс. И я так и осталась учиться дома. Но на три месяца потом все-таки я пришла в общеобразовательную школу. И слава богу, что я тогда пришла: благодаря этому я могу теперь снимать кино.
Я всегда сама принимала решения. Последнее слово всегда оказывалось за мной. У родителей не было выхода.

О чтении:
Мама с детства читала мне книги вслух. Она мне читала Сологуба, читала Рубцова. Когда мне было 11 лет, она купила мне книжку "Это я – Эдичка". Это был 1992 год. Она читала мне Хайдеггера, Ницше, Карнеги. Я не хотела читать – меня так приучали. Потом папа дал мне книжку "Страна Оз", и я первый раз заплакала от литературы. Мне было 11 лет.
Когда мне было 13 лет, я принесла на урок литературы "Голый завтрак" Берроуза. Мне сказали, что первый раз слышат о таком авторе: "Где ты их берешь, Лера?" Я влюблялась в литературных героев. Первый раз со мной это случилось в 14 лет. Это был роман Гофмана "Житейские воззрения кота Мурра" вкупе с биографией капельмейстера Иоганнеса Крейслера. Дальше – Бодлер, Достоевский все остальное. Достоевский вгонял меня в депрессию, и тут я нашла выход: я открыла для себя Толстого и прочла много-много раз "Войну и мир". И мне стало легче жить на свете.

О дочери Октавии:
Мама с папой занимаются Октавией. Как выяснилось, это их лайфстайл, жизненное кредо и смысл жизни. Мама бросила работу сразу, как я родила. Для меня главное – не воспитывать, а быть другом. И здорово, когда для ребенка первым кумиром, авторитетом становится не какой-нибудь рок-стар, а родители. Я буду очень стараться быть для нее примером.

О своем имени:
Моя бабушка не была безумной фанаткой Джованьоли. Был совет. Бабушка предлагала назвать меня Маргаритой, мама хотела назвать Матильдой, кто-то хотел Дубравкой. И потом моя бабушка сказала: "Вот Валерия из романа "Спартак"". Валерия Гай появилась чуть позже, но тоже в детстве. Когда я начала себя осознавать в этом мире, поняла некоторые вещи, пришла к родителям и сказала: "На самом деле меня зовут не Валерия, а Валерия Гай. Пойдем оформим мне документы". Все подписали, сделали так, как должно быть. Как можно человеку, отдельной вселенной запретить себя именовать так, как он хочет? Тогда вы превращаетесь во врага!