Для Никиты Михалкова здание Кремлевского Дворца съездов — давно уже место не чужое. Здесь проходила премьера фильма "Сибирский цирюльник”. На этот раз все выглядело не менее внушительно.
В глазах рябило от летних платьев актрис массовки, наряду с партнерами в гимнастерках создававших атмосферу военного времени. С экранов в фойе лился размеренный голос Никиты Сергеевича и его актеров, рассказывающих о нелегких съемках. Эти же самые актеры, но вживую, ходили между многочисленными гостями, собирая вокруг себя в полукруг десятки фото- и видеожурналистов.
— Все актеры стремились урвать больше экранного времени, — шутила Надя Михалкова, пришедшая вместе с уже мужем Резо Гигинеишвили. — Приходилось напоминать, что в первую очередь это история моей героини и ее отца.
— Сможет ли этот фильм получить "Оскара”? Почему бы и нет, — отвечала Виктория Толстоганова в платье с открытыми плечами, утомленными до легкого загара явно не московским солнцем.
Но самым торжественным был, конечно, Никита Михалков. В его могучей фигуре, привычке держать руки в карманах брюк, в том, как он эффектно в сотый раз рассказывал потрясшие его истории из военного быта, не было и следа волнения.
— С каким чувством я отправляюсь в Канны? — рассказывал Михалков. — В первую очередь с радостью за российский кинематограф. Ведь такого уже давно не было. Что касается меня, то я свое уже отволновал. В том числе и в Каннах. В любом случае теперь моим прокатчикам будет проще продавать картину, если на плакате будет надпись "Участник основного конкурса Канн”.
И правда, эта надпись будет смотреться вполне естественно рядом с уже имеющимся слоганом "Великое кино о великой войне”.
Перед просмотром Никита Михалков пожелал всем после фильма выйти на улицу и обрадоваться уже одному тому, что они живы и могут дышать этим воздухом. Для избранных гостей кроме воздуха после фильма приготовили столы, ломившиеся мясом с кровью, всеми разновидностями рыбы, копченым угрем, белым, красным вином и, конечно же, водкой.
...От первой части, кроме названия, в "Предстоянии” осталось танго "Утомленные солнцем”, звучащее в начале во сне Котова, а ближе к концу — в специально фальшивом исполнении офицера Смерша (Сергей Маковецкий). От героев первого фильма осталось и того меньше — ровные, не тронутые ни ссылкой, ни ужасами войны, белоснежные зубы Никиты Михалкова. В прошлом несгибаемого комдива Котова, а теперь обычного солдата штрафбата, встречающего покорностью обращение: "Иди к уркам!” — и провожающего слезами каждую атаку немцев.
Остальные герои имеют и того меньше общего со своими же персонажами из первого фильма. С заменой актрисы на роль жены Котова, Маруси (Виктория Толстоганова вместо Ингеборги Дапкунайте), исчезли и шрамы на ее запястье — память о расставании с первой любовью, Митей Арсентьевым. Сам Митя (Олег Меньшиков) успел порядочно растерять лихость игры на фортепиано. Во всяком случае, в присутствии Сталина (Максим Суханов).
Самая разительная же перемена — Надя (Надежда Михалкова), дочь Котова. Из неугомонного и жизнерадостного ребенка, шепчущего на ухо папе: "Я тебя обожаю-преобожаю”, — она превратилась в высокую красивую девушку, на вид лет восемнадцати. В то время как в 1941-м, четыре года спустя после событий первой части, ей должно быть не больше 12. Словно пытаясь скрыть это несоответствие, Надя весь фильм разговаривает детским голосом, пускаясь в плач еще чаще, чем бывший комдив Котов.
Конечно, можно по совету режиссера забыть про оригинальные "Утомленные солнцем”. Но тогда не ясно, кто такой Котов, что он делает в штрафбате, почему им интересуется Сталин и почему именно Арсентьева отправляют его искать. Впрочем, во втором фильме это действительно не важно. За три часа зритель сюжетно узнает не больше, чем из двух минут рекламного ролика. Все ответы: как Котов выжил, почему у него вместо одной руки — перчатка с железными пальцами, куда в середине второго фильма пропала Маруся, как на войне оказалась Надя, а главное — найдет ли она своего отца, — по-видимому, нас ждут в третьей части, "Цитадели”.
"Предстояние” же осталось набором отдельных эпизодов про войну, не связанных друг с другом. Какие-то из них взяты из документов. Например, дождь из дырявых ложек с надписью: "Иван, иди домой, я скоро приду”. Какие-то — из более ранних фильмов на эту тему. Так, нечеловеческий по накалу эпизод из картины Элема Климова "Иди и смотри” с сожжением заживо в сарае жителей деревни в более мягкой форме нашел место и в "Предстоянии”. Какие-то — полностью фантазия режиссера. Один из самых сильных эпизодов: поле, заваленное трупами и оторванными руками, на которых, как живые, нарочито громко, перебивая друг друга, тикают часы. То ли отсчитывая время до следующей смерти, то ли до конца войны.
В целом же такое нагромождение взрывов и персонажей светской хроники (их здесь куда больше, чем в сцене из "Дневного дозора”, в которой в роли вампиров снялось полшоубизнеса) вызывает недоумение. И смех. Такой, каким в зале встречали драматичную сцену бомбардировки немцами баржи с ранеными с помощью голой задницы. Или, в самом конце, когда обожженный, с простреленным легким танкист так формулирует свою последнюю волю: "Покажи сиськи”.
|
