Выходит «Париж, Париж» Кристофа Барратье – старомодный водевиль о судьбе маленького французского варьете.

У мелкого работника концертного зала «Шансонье» наступила черная полоса: все начинается с того, что круглолицый Пигуаль (Жерар Жуньо), не вовремя войдя в гримерку жены, получает весьма весомые доказательства непостоянства супруги. Далее действует принцип обрушения карточного домика: самоубийство хозяина заведения приводит к тому, что варьете закрывается и артисты со служащими валандаются без дела. Ну а затем, увлекшись оплакиванием потерь, Пигуаль лишается сына.

Когда падать становится решительно некуда, герой восстает из пепла и настойчиво принимается налаживать жизнь.

С двумя приятелями – пройдохой Жаки (Кад Мерад) и обладателем волевого подбородка Милу (Кловис Корнияк) – Пигуаль решает восстановить «Шансонье». Новоиспеченные предприниматели договариваются с арендатором, нанимают ангелоподобную девицу Дус, с грехом пополам набирают труппу – и вперед, с песнями и плясками. Правда, дело поначалу не шибко спорится, но только пока от депрессивно-летаргического сна под влиянием сладкого голоса Дус не очнется буйный композитор Месье ТСФ (Пьер Ришар).

И тут уже запеть придется всем – даже тем, кто вовсе не собирался.

Режиссер фильма Кристоф Барратье кинематографическую деятельность начинал с продюсирования, причем добился в нем ощутимых успехов. Не без помощи Барратье свет увидели научпоп «Микрокосмос» и едва ли не самая коммерчески успешная документалка «Птицы», номинированная в свое время на «Оскар» и собравшая несусветные для жанра $30 миллионов. Говорят, съемки путешествия перелетных птиц потребовали несколько лет подготовки и участие 8 операторских групп, так что после этого говорить об иных достижениях Барратье вроде бы не пристало – масштаб не тот. И тем не менее чтобы понять, как от крылатых созданий он перешел к водевилю, необходимо упомянуть, что в качестве собственно режиссера Барратье засветился как постановщик драмы «Хористы» об учителе пения в послевоенной Франции.

А это уже гораздо ближе к «Парижу».

Только, в отличие от «Хористов», действие «Париж, Париж», несмотря на заявленный 1936-й, происходит в вымышленном, или, если хотите, параллельном мире. Забастовки, фашистская угроза, дух войны – все это в фильме имеется, но лишь в качестве драматургической приправы к опереточным и любовным кульбитам. Выдуманы и упоминаемые в фильме политические партии, и песни – за исключением того, что передает радио, в картине звучат лишь стилизации-вариации на тему музыки тридцатых годов. Даже адрес в названии ленты (в оригинале она именуется «Faubourg 36») не указывает на конкретное место, улицу или район: слово «faubourg» означает просто «пригород».

Да, в общем-то, и сами герои могли бы запросто обойтись без имен:

они маски, типичные представители французского кино – серьезный работяга Жуньо, похожий на Габена революционер Корнияк, растрепанный музыкант Ришар, кудрявая певица, мальчишка с аккордеоном… Кто-то скажет – шаблон, но можно взглянуть на «Париж, Париж» с иной стороны: в конце концов, не так уж и часто в последнее время удается увидеть на экране легкий старомодный водевиль. А потому лучше отвлечься от мыслей о том, что нечто подобное снималось тысячи раз, и просто окунуться в ненавязчивую наивную атмосферу мюзикла, дарящего уверенность, что любовь всемогуща, смерть редка, пролетевший десяток лет не оставит следов на лице, а каждый парижанин умеет отлично петь.